Кожа

Эмили била мелкая дрожь. Она вцепилась в чашку мертвой хваткой — так утопающий хвата­ется за обломок судна. Наконец, с трудом сдер­живая слезы, женщина сказала:

— Они обшарили все. Квартиру, кабинет дома его друзей. Облазили все закоулки универ­ситета. Даже на кладбище заглянули. Поймите хоть вы — я не знаю, где его найти! Потому что убийца Терри Нестор — это… не отец. Это hi тот Перри Стэнтон, которого я знала.

Скалли опустила глаза. Допрашивать Эмилг ей было ничуть не легче, чем Малдеру. Она не понаслышке знала, что значит потерять близкого человека. Вспоминая погибшую сестру и умершего отца, Скалли не осмеливалась осуждать свидетельницу за нежелание отвечать более конкретно. Возможно, это и был самый определенный ответ: Перри Стэнтон, которого она знала, ушел навсегда.

Скалли коснулась руки женщины, молчаливо извинившись за свою бестактность. Малдер поблагодарил Эмили за помощь и направился к лифту. У дверей он оглянулся. Эмили беззвучно рыдала, и слезы капали в чашку с кофе, которую она ни разу так и не поднесла к губам…

— Знаешь, — сказал Малдер, когда дверцы лифта захлопнулись. — Она права, Скалли. Её отец — совсем не тот человек, которого мы должны искать.

— То есть?

— Ты же слышала: когда Стэнтона привезли сюда, он был абсолютно нормален. Когда ввели солумедол — тоже. Но после операции все из­менилось! Нормальной реакцией человека была бы слабость, страдания, головокружение. А Стэн­тон вскочил с кровати, стал все крушить, зверски убил человека, выпрыгнул из окна — и ушел невредимым. То есть совершил такое, что невоз­можно пока ни понять, ни объяснить.

В этот момент Скалли очень захотелось уви­деть его лицо, но Малдер уже отвернулся — лифт остановился на четвертом этаже, где нахо­дились операционные.

— Что-то случилось во время транспланта­ции, — сказал Малдер, понизив голос. — Что-то, полностью изменившее Перри Стэнтона.

Они вышли в коридор.

— О чем ты говоришь, Малдер, — покачала головой Скалли. — Подсадка временного трансплантанта — вполне обычная и безопасная про­цедура. Тем более что ожог занимал не слишком большой участок — только правое бедро…

Скалли еще не договорила, когда ее прон­зила внезапная мысль. Участок действительно был небольшой, но трансплантант все-таки кон­тактировал с кровеносной и, следовательно, иммунной системой пациента. Идея, высказан­ная Малдером, возможно, не лишена основа­ний — Стэнтон мог подхватить что-нибудь через донорскую кожу! «Нужно, конечно, как следует полистать литературу, — подумала она, — хотя и так вспоминается прецедент, когда таким путем пациентам передавался даже рак! Но вопрос в другом — какое заболевание могло проявиться в форме внезапного зверского припадка?!»

— Может, какая-то форма менингита? — предположила она. — Вообще-то немало болез­ней стимулируют проявления жестокости.

— Ты не поняла, — усмехнулся Малдер. — Это был не просто психический припадок. Стэнтон не просто заболел — он переродился. Даже дочь отказывается его узнавать.

Скалли вздохнула: слова Малдера — не про­сто гипербола. Их следовало понимать букваль­но. Научные аксиомы этого человека никогда особенно не интересовали. Но на сей раз она не пойдет на поводу у его безудержных фанта­зий. Да, в деле Стэнтона кроется какая-то тайна, но не мистическая, а медицинская. А это уже ее специальность.

— Иногда, — назидательно изрекла Скал­ли, — перерождение — как ты выразился — заключено в самой природе заболевания.

Между коридором и операционной было ши­рокое окно, и Скалли стала с интересом наблю­дать, как доктор Бернстайн колдует с лазерным скальпелем над участком тела пациентки чуть пониже спины.

Инструмент напоминал карандаш, соединен­ный длинной цепью стальных шарниров с метал­лическим цилиндром около четырех футов высо­той. У основания цилиндра была педаль, нажи­мая на которую, хирург регулировал силу и глубину проникновения луча.

— Интересное сочетание, — заметил Мал­дер. — Новейшая технология против изобрете­ния тысячелетней давности.

На коже пациентки красовалась огромная татуировка, луч лазера медленно скользил по ее периметру, как бы съедая нанесенный рисунок;

о том, что происходит какое-то физическое воз­действие, свидетельствовал лишь тонкий белый дымок — испаряющиеся клетки эпидермиса. Па­циентка была в сознании — местной анестезии вполне хватало, чтобы исключить болевые ощу­щения. Подобную процедуру трудно было даже назвать операцией — помимо хирурга и пациент­ки, в палате находилась только одна сестра, следящая за монитором тонометра.

— Ничто не вечно в наше время, — заметил Малдер. — Все можно стереть, уничтожить…

— Татуировка — весьма неудачный объект для философских параллелей, — усмехнулась Скалли.

Хотя и ей было немного жаль, что такое своеобразное произведение искусства — лев с роскошной гривой (от которой, правда, теперь остались одни огрызки), можно легко погубить. Немногие знали, что у Даны Скалли, тоже чуть пониже спины, красуется изображение змеи, пожирающей собственный хвост. Иногда сама Скалли забывала об этом несмываемом свиде­тельстве визита в филадельфийский танц-салон. Наверное, подобный поступок был достоин разве что шестнадцатилетнего подростка; однако, вспоминая о нем, агент Дана Скалли никогда не раскаивалась в содеянном. Напротив — приятно осознавать, что ты способна совершить нечто неожиданное. Да, она скептик, но не была и никогда не будет конформистом. И это, возможно, одна из черт, сближающих ее с Малдером…

Через десять минут доктор Бернстайн закон­чил процедуру. Увидев, что его ждут, он выклю­чил лазерный скальпель, отдал какие-то распо­ряжения медсестре, стянул хирургические пер­чатки и быстро вышел из операционной.

— Насколько я понял, татуировки вас не бес­покоят, — предположил Бернстайн, когда они обменялись приветствиями. — Чем могу служить?

При ближайшем рассмотрении он оказался довольно высоким, слегка полноватым и лысова­тым. Самой примечательной деталью его внеш­ности были руки — огромные мускулистые ла­пищи.

— Извините, что вынуждены вас отвлечь, доктор Бернстайн. Я — агент Скалли, это — агент Малдер. Нас интересуют подробности дела Перри Стэнтона.

Хирург кивнул и задумался, массируя пальцы. Скалли заметила, что его руки слегка задрожали.

— Я в общем-то все рассказал следователю Баррет, — проговорил Бернстайн. — И вряд ли могу сообщить что-то новое. Когда я выходил из реабилитационной палаты, мой пациент вел себя нормально, а когда вернулся — всего через не­сколько минут… он уже выскочил в окно. То, что я увидел… жуткое зрелище, даже вспомнить страшно. Не понимаю, как это могло случиться…

«Типичный медик-практик, — подумала Скал­ли. — Как только случается нечто, не вписываю­щееся в привычные схемы, он приходит в полную растерянность. Даже жалко смотреть».

— Действительно, это загадка, — согласилась она. — И мы пытаемся ее разгадать, доктор Бернстайн. Поэтому позвольте еще вопрос. Вы, как записано в карте, назначили Стэнтону солумедол внутривенно?

— Да, — подтвердил он. — После того как вы побеседовали со следователем Баррет, она тут же спросила меня про солумедол. В самом Деле, надо было рассказать ей об этом в первую очередь. Но… я не думаю, что дело в стероиде. Стэнтону уже вводили солумедол, во время пнев­монии. Это было сравнительно недавно, пример­но три года назад. Вряд ли за такой короткий отрезок времени организм мог выработать по­добную аллергическую реакцию.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50

Tags: Кожа